из которой торчала к тонкой шее прикрепленная голова, и выхватил с печи картофелину, Коля ту картофелину решительно отнял.
- Я ж тебе, парнишша, говорил: покуль от еды воздержись, от картошки, да еще недопеченной, разнесет тебя ажник на семь метров против ветру... - Коля приостановился и гоготнул: - Не шшытая брызгов! - И далее серьезно, как политрук, повел мораль: - Понос штука переходчивая, а тут барак, опчество - перезаразишь народ. - Он достал из своего сидора желтый холщовый мешочек, насыпал в кружку горсть серой смеси, поставил посудину на уголья и назидательно добавил; - Скипятится, и пей - как рукой сымет.
Весь народ и сержант Яшкин тоже с интересом уставились на старообрядца.
- Что это? Что за лекарство? - расспрашивал народ, потому что не одному Петьке Мусикову - так звали парнишку-дристуна - требовалась медицинская подмога: дорогой новобранцы покупали и ели что попадя, напились сырого молока, воды всякой, вот и крутило у них животы.
- Сушеная черемуховая кора с ягодой черемухи, кровохлебка, змеевик, марьин корень и ешшо разное чего из лесного разнотравья, все это сушеное, толченое лечебное свойство освящено и ошоптано баушкой Секлетиньей - лекарем и колдуном, по всему Амылу известным. Хотя тайга наша богата умным людом, но против баушки... - Коля Рындин значительно взнял палец к потолку. - Она те не то что понос, она хоть грыжу, хоть изжогу, хоть рожу - все-все вплоть до туберкулеза заговорит. И ишшо брюхо терет.
- Брюхо-то зачем? Кому? - веселея, уже дружелюбно спросил Колю Рындина старший сержант Яшкин.
- Кому-кому! Не мне жа! Жэншынам, конешно, что-бы ребеночка извести, коли не нужон.
Народ сдержанно хохотнул, раздвинулся, уступая Коле Рындину место подле главного командира - Яшкина. Петьку Мусикова и еще каких-то дохлых парней почти силком напоили горячим настоем. Петьке сухарей кто-то дал, он ими по-собачьи громко хрустел. Тем временем картежники подняли драку. Яшкин, взяв Зеленцова и еще одного парня покрепче, ходил усмирять бунтовщиков.
- Если не уйметесь, на мороз выгоню! - фальцетом звучал Яшкин. - Дрова пилить!
- Я б твою маму, генерал...
- Маму евоную не трожь, она у него целка.
- Х-хэ! Семерых родила и все целкой была!..
- Одного она родила, но зато фартового, гы-гы!..
- Сказал, выгоню!
- Хто это выгонит? Хто? Уж не ты ли, глиста в обмороке?
- Молчать!
- Стирки не трожь, генерал! Пасть порву!
- У пасти хозяин есть.
- Сти-ырки не рви, пас-скуда!
Из-под навеса нар на Яшкина метнулся до пояса раздетый, весь в наколках блатной и тут же, взлаяв, осел на замусоренный лапник. Яшкин, вывернув нож, погнал блатного пинками на улицу. Лешка, Зеленцов, дежурные с помощниками двоих деляг сдернули с нар и заголившимися спинами тащили волоком по занозистым, искрошенным сучкам и тоже за дверь выбросили - охладиться. Зеленцов вернулся к печке с ножиком в руках, поглядел на кровоточащую ладонь, вытер ее о телогрейку, присыпал пеплом из печи, зажал и, оскалившись редкими, выболевшими зубами, негромко, но внятно сказал в пространство казармы:
- Шухер еще раз подымете, тем же финарем...
Блатняки утихли, казарма присмирела. Коля Рындин опасливо поозирался и с уважением воззрился на Зеленцова, на Яшкина: вот так орлы - блатняков с ножами не испугались! Это какие же люди ему встретились! Ну, Зеленцов, видать, ходовый парень, повидал свету, а этот, командир-то, парнишка парнишкой, хворый с виду, а на нож идет глазом не моргая - вот что значит боец! Поближе надо к этим ребятам держаться, оборонят в случае чего. Зеленцов уютно приосел на корточки, покурил еще, позевал, поплевал в песок и полез на нары. Скоро вся казарма погрузилась в сон.
Яшкин приспустил буденовский
