личном".
Смех, говор, полное взаимопонимание, почти братство на енисейском берегу. Костер поднят до небес, комаров никто не слышит. Клокочет в ведре уха, скрюченные стерляжьи хвосты летят куда-то ввысь, в пламени, в искрах.
Кто-то силился запеть, кто-то сплясать, но больше целовались и плакали.
- Гул-ляй, мужики!
- Однова живем!
- Ниче не жалко!
- Ради такого вот праздника колеем на реке, под дулами ружейными крючимся!
- Га-ай-ююю-гав! Гай-ююю-гав!
- Э-эх, люби-и меня, детка-а, покуль я н-на в-воле-й... Врезать бы кому по рогам! Душа горит, драки просит!
- И попадешь на пятнадцать суток!
- Да-а, времена-а! Ни тебе напиться, ни тебе потилис- каться!..
- Зато кино кажин день!
- Кино? Како кино! Я те вот вмажу по сопатке, и будет кино!
- Э-э, мужики! Гуляй, веселись, но без драки.
- А че он?
- Дак я же шутю!
- Шутю-у-у!
У т-тебя в окошке све-ет,
Ат ево покою не-еэт,
В том окне, как на екране,
Твой знако-омай си-и-илу-э-эт...
- Это че, силует-то?
- Хвигура!
- А-а.
- А я еще вот че, мужики, спросить хочу: ланиты - это титьки, што ль?
- Шшоки, дура!
- О-ой, о-ой, не могу! Ты б ишшо ниже мыслей опустился-а!..
- Поехали, мужики, поехали! Поехали, поехали! С орехами, с орехами! Трай-рай-трай-рай-рам...
И все это время сотрясал воздух, раскатывал каменья по округе рыбак Грохотало, съевший буханку хлеба, беремя луку, пластушину сала. Сон его был безмятежен и глубок. Он ничему не внимал, лишь когда канительный Дамка в пляске наступил ему на руку или еще на что, остановил на мгновение храп. Сразу сделалось слышно коростеля и других птиц в природе: отмахнул Дамку, точно комара, и пока тот, ушибленный приземлением, взнимался из-под берега, отплевывался, Грохотало снова равномерно заработал всеми своими двигателями, колебля костер, всасывая в себя земную тишь, ароматы цветов, прохладу, изрыгая все уже в переработанном виде вонючим, раздавленным, скомканным. Но вот наступили сбои в могучей моторной работе, раскаты храпа временами замирали совсем, раз-другой Грохотало шевельнул горою спины, простонал вдруг детски жалобно и сел, озирая потухшими глазами компанию, узнал всех, растворил с завыванием красную пасть, передернулся, поцарапал грудь и удалился во тьму. И вот он возник в свете костра, чего-то неся на вытянутых руках. Не сразу, но различили мужики белой курочкой сидящую на пластушине сала пухленькую пластмассовую бутыль.
- Цэ напыток - самогнали! Трэба знычтожить, хлопци, як ворога!
- Х-ха-а! Самогнали, значит?
- Грузинский, стало быть, напиток-то?
- Токо на чушанских дровах вареный!
- Сало, хлопци, тэж трэба зжуваты! А потом Черемисина, й-его батьки мать!..
- Ай да Грохотало! Челове-эк! А Черемисина све-де-о-ом! И не таких сырыми съедали!..
- Н-не выйдет!
- Че-о! Кто это сказал?!
- Стой, ребята, стой! Человек же угощает от всего сердца...
- Се-ерца-а-а, т-тибе ни хочется поко-о-ой-йю-у-у, се-е-ер- ца, как хорошо на свети жи-ы-ы-ыть...
Крепко выпив, к душе нахлебавшись ушицы, поговорив и даже попев, незаметно ушел домой на лодке рассудительный старший Утробин. Свалился за бревно Дамка и, съедаемый комарами, вертелся там, поскуливая, - тревожен был его сон - снилась ему жена. Обхватив Командора пухлыми лапищами, Грохотало тревожил ночь и округу осевшим от простуд, но все еще великим голосом: "Маты! Маты! Ждэ свого солдата, а солдат спыть вичным сном!.."
По лицу Акима катились слезы. Он с непомерной горестью и любовью глядел на всех, тряс головою, брызгая солеными каплями в костер, выговаривал, как ему казалось, про себя:
- Эх, Колька, Колька! Зачем ты помер! Гулял бы с нами...
В какое-то время затяжелел и Грохотало, забыл про осетра, про Черемисина, про бойкую свою бабу, но про родину, видать, еще помнил и без конца повторял, уронив большое лицо на студенисто вывалившуюся в разрез рубахи грудь: "Маты, маты... Ждэ свого солдата, а солдат спыть вичным сном..."
И подумалось мне в ту минуту, что в словах этих простых и великих судьба всех нас - только то и делают наши матери, что ждут домой солдат, а они спят где-то вечным сном; думать и печалиться мне мешал Командор, он плакал на моей груди и настойчиво просил написать роман про его дочь Тайку.
