Не дожидаясь команды, по мановению руки комбата, все, кто были вокруг,
попрятались кто куда, позалегли в кустах, меж комков глины, скрылись за
уступами оврага. Окоркин со своим напарником Чуфыриным, тоже опытным, давним
связистом, стерегли провод, привязав конец за куст и навалив на него сухих
комков.
По линии шли два немецких связиста. У нас народу хоть больше, чем у
немца, хоть и работать, и воровать, и пьянствовать мы навычны артельно,
когда дело касается особо ответственного характера, всегда его исполняет
энтузиаст или безотказный дурак -- на линию чаще всего ходит один человек.
Отчего, почему Вальтер выходил на линию тоже в одиночестве -- выяснить никто
не догадался. Наверное, в роте Болова в самом деле был серьезный
недокомплект.
Связисты приближались. Вот из размытого и разбитого оврага показалась
голова в каске. Пожилой связист с карабином за спиной вытягивал нитку
провода из-под комьев глины, с треском выдергивал из кустов и колючек.
Второй, помоложе, идя следом, сматывал провод на катушку.
"Хозяйственный народ!" -- отметили разом и командиры, и солдаты,
сидящие в засаде. Впереди идущий солдат-связист увидел заизолированный порыв
и насторожился: изоляция свежелипкая, грязно-серая, у немцев изоляция
голубенькая, блескучая. Показывая провод напарнику, о чем-то его спросил.
Связист с катушкой помял в пальцах провод, посоображал и снова двинулся по
линии, поднимаясь на уступ оврага. Когда до блиндажа осталось метров десять,
Окоркин отпустил провод и пристроился сзади связистов, увлеченных работой.
Давши обоим немцам влезть в узкий отвесный проход, навстречу с автоматом
наизготовку выступил Чуфырин, кивнул молодому связисту -- продолжай, мол,
работу, раз взялся. Немец машинально кивнул в ответ и, сшибая пальцы ручкой
катушки, не моргая двигался на автомат, на него наставленный, домотал провод
до того, что дуло автомата уперлось ему в грудь.
-- Спасибо за работу, коллеги! -- вежливо поблагодарил Окоркин, снимая
ремень катушки со вспотевшей шеи связиста. Пожилой связист дернулся было
рукой к карабину, но Чуфырин помотал перед ним дулом автомата.
-- Не балуй, фриц, не балуй! "Эк, ребята-то с юмором каким! А покормить
бы их досыта..." -- мельком глянув на остолбенелых немецких связистов,
усмехнулся Щусь и, пригнувшись, вышел из блиндажа.
-- По местам. Все по местам. Любоваться на пленных некогда, --
распоряжался комбат на ходу. -- Скоренько спровадить их куда надо.
Пожилой немец или знал по-русски, или догадываться начал: песня их
спета. Идет бой, фашисты атакуют, русские из последних сил отбиваются, им не
до пленных.
Все куда-то разом улетучились, разошлись, стрельба вокруг густела, и
Окоркин крикнул Шапошникову, оставшемуся в блиндаже.
-- Товарищ лейтенант, че с имя делать?
-- Че с имя делать? Че с имя делать? -- выглянул из блиндажа
Шапошников. -- На берег их надо отвести. Сдать.
-- Кому?
-- Кому, кому? Откуда я знаю, кому? Есть же там специальное
подразделение, караул специальный...
-- Никого там нету. Никто там пленных не охраняет. Они вместе с нашими
по берегу шакалят, рыбешку глушеную собирают.
-- Как же так? А если эти с берега уйдут к своим? Если сообщат о нашей
хитроумной связи?
-- Все понятно, товарищ лейтенант! -- произнес толковый Окоркин и
махнул рукой, показывая дулом автомата на тропинку, протоптанную вниз по
оврагу: -- Шнеллер, наххаус!
-- Их бин айнфахэр арбайтэр. (Я -- простой рабочий), -- залепетал
пожилой связист. -- Унд дэр да вар эбен ин дэр шуле. Унс хабен зи
айнгэцоген, каине эсэс, айнфахе зольдатен, айнфахе лейте, каин грунд, унс
умцубрингэн... (А он только-только окончил школу, мы мобилизованные, мы не
эсэсовцы, мы простые солдаты, простые люди, нас не за что убивать. Мы
надеемся...)
-- Шнеллер, шнеллер! -- Окоркин был непреклонен.
-- Вир хоффен ауф митляйд. Вир вердэн фюр ойх беттэн... (Мы надеемся на
милосердие. Мы будем молить Бога...)
Окоркин и Чуфырин подтолкнули пленных в спину и, опережая один другого,
скользя, спотыкаясь и падая, немцы поспешили вниз по оврагу. Видя,
