фронт солдаты в бердском полку: "С рассветом глас раздастся
мой, на славу иль на смерть зовущий". Она потрепала его по волосам, пошарила
где-то за ухом. -- Шибко-то не ластись -- вшей на мне...
-- Стряхнем, разгоним...
-- Я угоню Яшкина на берег. Дам связиста и угоню.
-- Алеш! Алексей Донатович! Ты какой-то?.. Будто не в себе.
-- Да все мы тут не в себе.
-- Алеш! Алексей Донатович! Живи, пожалуйста, живи, а! Слышишь!..
-- Лан. Постараюсь. Не сердись.
-- Да не сержусь я. Давно уж ни на кого не сержусь, на Файку рыкну
иногда, но она, как овечка, безответна.
Тем временем у лодки возникла схватка местного значения. Когда носилки
с майором поставили в лодку, санинструктор быстренько вспрыгнул на корму
лодки, цепко схватился за весло, ординарец Утехин суетился вокруг носилок,
елозил коленями в мокре, что-то подтыкал под майора, поправлял на нем. Подле
лодки толпились, лежали из нор повылазившие раненые, бинты их, тускло белея
во тьме отраженными пятнами, колыхались вокруг лодки.
-- Это-то еще что такое? -- приподнялся майор, отстраняя от себя
ординарца. -- Встречать, сопровождать... Оставайтесь здесь! И вы тоже,--
обернулся он к санинструктору, -- оставайтесь выполнять свои обязанности. Не
забывайте свою сумку!
-- У меня есть свое начальство. Оно мной распоряжается!
-- Экая персона! -- фыркнула подошедшая к лодке Нелька. -- А ну
выметайся к... -- матерщинница Нелька сдержалась из-за майора. -- Начальство
у него, у говнюка, отдельное! А здесь я -- главный генерал! А ну, марш из
лодки, харя бесстыжая!
Ординарец Утехин все лип, прилаживался к майору, бормотал, что привык к
нему, как к отцу родному, ведь завсегда и везде с ним, да, кроме того, никто
майору так не угодит, не услужит, только он доподлинно знает все его
привычки и по праву должен плавить его на ту сторону реки, чтобы в
целости-сохранности доставить, Лешка уже привык к этой, всех пугающей
деликатности майора и боялся, что холуй одолеет его, уговорит. Среди
полураздетых, кое-как перевязанных тряпками раненых Лешка быстро нашел
кормового.
-- Чалдон-сибиряк тут есть? -- только крикнул Лешка, как из тьмы возник
раненый, показывая руки, -- целые, мол. Лешка сунул весло в эти охотно
протянутые руки. Тяжело виснувших раненых все волокли и волокли.
-- Ут-тонем! Грузно! -- залепетал, контуженно дергаясь, молодой
солдатишко, уже попавший в лодку.
-- Ничего, ничего. Сестрица, можно без носилок?.. Майор Зарубин все
понял, сам скатился с носилок на мокрое днище лодки.
-- Грести? Кто может грести? Только без обмана. Нужно второго гребца,
второго на лопашни.
-- Сможем, сможем! Хоть через силу, хоть как, -- посыпали раненые,
оттирая друг друга от лодки.
Почти не державшийся на ногах мужик с вятским частым говорком уцепился
за борт лодки.
-- 3-зубами, хоть зубами!..
-- Зубами тут не надо. Надо руками, родимый.
-- Отталкивайте! Доплывем как-нибудь. Шестаков! -- выкрикнул из лодки
майор. -- Давай!
Лешка забрел в воду, потыкал пальцами в шинель, нащупал руку майора,
задержал его руку в своей. Испытывая братское чувство, которого он
стеснялся, майор сказал совсем не то, что хотел сказать:
-- Звездами героев я не распоряжаюсь, но "Слава" тебе и Мансурову...
-- Да вы что, товарищ майор! Об этом ли сейчас? До свидания, товарищ
майор! Выздоравливайте скорее, товарищ майор. -- Лешка навалился на
скользкий обнос лодки, с трудом оттолкнул ее и какое-то время стоял в
мелководье с протянутыми руками, ровно бы удерживая лодку или надеясь, что
она вернется к нему.
Раненые гребли сначала суетливо, вперебой. Мужик, что сыпал вятским
говорком, стал на колени перед гребцами на лопашнях и начал рывками толкать
весла, помогать им -- дело пошло согласованней, лодка, уменьшаясь, удалялась
по сталисто отблескивающей в темноте реке, оставляя за собой раздваивающийся
след и круглые воронки от весел, похожие на след свежекованой лошади.
-- Эх, товарищ майор, товарищ майор, -- сыро хлюпал ртом ординарец
майора Утехин. Лешка удовлетворенно закинул за плечо ремень автомата,
высморкался
