Фишер. Он спал
после утомительного дежурства на дереве, налет застал его врасплох, вбил
спросонья в оглушающее потрясение.
Лешка, спешивший вместе с наблюдателем и Булдаковым к месту схватки, --
припоздали они всего на две-три минутки -- полоснул в упор из автомата в
Отто Фишера и сначала увидел белые кругляшки на простреленной серой рубахе,
потом уж косо расплывающиеся пятна. Еще до того, как потемнели, наполнились
кровью лохмотья рубахи, еще до того, как, споткнувшись и далеко за речку
бросив винтовку, воткнувшуюся штыком в песок, еще до того, как бежавший
солдат словно бы заглотнул свой крик и подавился им, Лешка понял: он убил
человека. Упавший в воду солдат рыл дно речки руками, глубже и глубже
закапываясь во взбаламученный песок и гальку.
Держа на спуске автомата палец, наставив оружие в проем блиндажа, с
которого, падая, сорвал плащ-палатку Финифатьев, Шорохов крикнул:
-- Кто есть -- выходи! -- и тише, зловещей: -- Не то перестреляю!
-- Хенде xox! -- тонким голосом помог ему сержант Финифатьев.
Из проема блиндажа, из недр земли донесло дребезжащий, тонкий голосок:
-- Хитлег -- ка-а-а-апут! Хитлег ка-апу-ут!..
Держа автомат наизготове, Шорохов вошел в блиндаж.
-- Финифатьевич! Финифатьевич! Ты что? Ты что? -- сержанта тормошил
один из наблюдателей-артиллеристов, всегда его охотно подпускавший к прибору
и посмеивающийся над ним.
В глубине блиндажа, подняв колени до подбородка, закрываясь углом
одеяла, вызевывая одно и то же "Хитлег ка-а-апут!" -- дрожал безоружный
немец. Шорохов сдернул с него одеяло, схватил за ворот кителька, чтоб
вытащить из угла. И услышал притаенное журчание, и не сразу догадался: вояка
послабел животом. Шорохов плюнул -- опасаться некого и немедленно начал
шариться в блиндаже, распинывая банки, коробочки, карточки, шуршал бумагой,
мимоходом вмазал немцу по уху, и тот, словно бы включившись, громко
заклохтал: "Хитлег ка-а-апут! Хитлег капут!.."
-- Он обделался, что ли? -- потянул носом вбежавший в блиндаж Шестаков.
-- Обделашся, когда таких орлов, как я, узришь, -- и напустился с
дурашливым гневом на немца: -- Воняш тут! Священную нашу землю и любимого
Гитлера обсираш!..
Немец, услышав имя фюрера, согласно запел: "Хитлег ка-апут!.."
Шорохов сгреб его за шкирку, намереваясь выбросить из блиндажа вон, но
навстречу артиллерист и Булдаков втаскивали в блиндаж сержанта Финифатьева.
-- Ах, дед, дед, -- бормотал Булдаков и утешал одновременно. --
Ничего-ничего! Живой, дед, главное, живой, и вдруг рявкнул на Шорохова: --
Да уймись ты! Глотничать кончай! Нашел время шакалить! Не добивай фрица. Дуй
к пулемету!
-- К какому пулемету? -- с сожалением выпустил Шорохов туго затянутый
ворот мундира на мальчишеской, позвонками хрустящей, шее.
-- К немецкому. Под деревом установлен. Первого номера сняли, второй в
песок уткнулся -- "Гитлер капут!"
-- Во, вояки у Гитлера остались, так вояки!
-- Всякие есть. Надо за майором.
-- Да вон он, твой любимый майор, уже трюхает. Опираясь на сучковатую,
обмытую водой палку, майор ковылял к блиндажу, поддерживаемый лейтенантом
Боровиковым. За этой парой гуськом тащился во главе с топографом остальной
служивый народ.
-- Ну, что? Как? Хотя вижу...
-- Подполковник и Мансуров убиты, товарищ майор, Финифатьев ранен. Мы
не успели, -- доложил Шестаков.
-- Ах ты! -- поморщился майор. -- Только что, вот же живые были!.. Я
как чувствовал... Подполковник сам... Сам хотел. Сам шел. Мансуров,
Мансуро-ов!.. Опытных бойцов совсем мало остается... -- постояв минуту возле
разбросанно лежавших друг подле друга подполковника Славутича и Мансурова,
перевел взгляд на убитого немца, из которого вымывало водою Черевинки
остатную кровь, встряхнулся. -- Пленные есть?
-- Есть, есть, товарищ майор. Нечаянно один сохранился.
Шорохов к пулемету не спешил, он шарился уже на площадке наблюдателей
-- весь исхлопотался. Нашел жратву, не иначе как паек офицера, хрустя тонкой
колбасой, будто морковкой, махнул кому-то из пехотинцев рукою, зовя к себе.
-- Где пленный? Немедленно его ко мне! Лешка кивком головы
