Прижимаясь к напарнику, Васконян
умиленно радовался тому, что Бог послал ему еще одного доброго человека.
Мирно ворковала в ночи, под звездами небесными, еще одна богоданная
пара -- Булдаков с Финифатьевым. Леха Булдаков нечаянно затесался в избу к
офицерам, нечаянно же там и добавил.
-- Де-эд, ты будешь спать или нет? Завтре битва.
-- Коли битва, так ковды разговаривать в ей будет...
-- Де-эд, ты же в любом месте, в любой ситуации можешь разговаривать
двадцать пять часов в сутки, я токо двадцать. Мое время истекло. Уймись, а?
-- Какой ты, Олеха, все же маньдюк!.. Уймись, уймись. Тебе б токо пить
да дрыхать, а вот у меня предчувствия...
-- Де-эд. Я выпил, спать хочу, пожрать, поспать -- вот для чего я
существую. И ишшо де-эд! Я девок люблю. А где девку взясти? Хотел у офицеров
одну увести, да где там, самим не достает. Помнишь, дед, поговорку. "Солдат,
девок любишь?" -- "Люблю". -- "А оне тя?" -- "Я их тоже..."
-- А хто их, окаянных, не любит?!
-- Гэ-э-э!..
-- Де-эд, если будешь шарашиться, я придавлю тебя!.. У бар-р бороды не
бывает!..
-- Господи, спаси и помилуй нас от напасти! -- взмолился старый партиец
Финифатьев -- он боялся дурацкого присловья Булдакова, но еще больше
страшился припадка и психопатии, которые следовали за этим. -- Хер уж с
тобой! Спи! С им, как с человеком...
Свело военной судьбой Финифатьева и Булдакова в воинском эшелоне, когда
сибирская дивизия катила к Волге по просторам чудесной родины. Финифатьев в
Новосибирск с вологодчины прибыл еще летом, суетясь по партийным делам,
изловчился отстать от двух маршевых рот, норовил и от третьей отлынить -- не
вышло -- мели под метелку.
Булдаков, сроду не имевший своего котелка, подсел к Финифатьеву, у
которого котелок был, пристал с вопросом:
-- Вологодский, что ли?
-- Вологодскай. А ты?
-- Тоже вологодскай.
-- Правда, вологодскай?
-- Правда, вологодскай!
-- Й-еданой! -- ликующе воскликнул Финифатьев. Булдаков тем временем с
его котелком подался в кухонный вагон и принес супу. Много супу, но жидкого.
Финифатьев радовался услужливости незнакомца, не зная еще, что было это
в первый и в последний раз, чтобы увалень Булдаков по доброй воле и охоте
сделал какую-то работу. Украсть -- всегда пожалуйста! Но топтаться в
очереди, землю копать, тяжести таскать -- извините. Хлебая, Булдаков
зачастил ложкой, забренчал, засопел, да все норовил со дна, взбаламутить
хлебово... "И таскат, и таскат!" -- загоревал Финифатьев.
-- Ты ежели так лопатой работаш, то боец хоть куды!
-- А ты, однако, моим командиром будешь? Вон у тебя два сикеля на
вороте!
-- Ну, ак шчо, ковды назначат, дак. Я те, маньдюку, покажу политику,
ись из одного-то котелка выучу, вести себя дисциплинированно заставлю.
-- У бар бороды не бывает. Усы! -- заявил боец Булдаков и посмотрел на
потолок вагона. Финифатьев тоже посмотрел и ничего на потолке интересного не
обнаружил, с досады плюнул, но когда в котелок обратно сунулся, ложка во
что-то уперлась в твердое -- в котелке сухарей, что камней. -- Ешь давай,
товарищ командир, укрепляйся, чтоб мной командовать, силы большие требуются.
-- Ак шчо -- исти -- не куль нести, -- сказал Финифатьев и вежливо
зацепил сухарик, другой. Как пустеть в котелке стало, Булдаков засунул
куда-то за спину руку и оттуда добыл еще горсть сухарей. И так до четырех
раз.
Крепко поели напарники, Финифатьев уж сам вызвался мыть котелок, но
волшебный котелок не пустел -- Булдаков сыпанул в него из шапки жареных
семечек, закурил. Некурящий Финифатьев пощелкал семечки, раздумчиво молвил,
величая партнера о множественном числе:
-- Однако, робяты, сухари-те вы где-то сперли?
-- Да ты че?! -- вытаращил и без того выпуклые глаза Булдаков. Сухари
нам генерал Ватутин за победу под Сталинградом выдал! Лично! По мешку на
вагон!
Финифатьев поглядел, поглядел на Булдакова и решил, что брехун он и
ловкач большой. И не вологодскай он вовсе, даже и не вятскай, мордва скорее
всего, либо чуваш -- уж больно личность молью побита и глаз нахальнай...
Может, и черемис? "Ей-бо, черемис!" -- и сказал
